Тёмная волшебница
Мой отпуск подходит к концу. Как и планировалось, я закончила основную часть текста. Я собиралась писать еще эпилог, но устала, к тому же мне очень не хватает фидбэка ( МКБ-10, Gercog -- это не про вас)). В общем, я сомневаюсь, что буду дописывать еще что-то.
По-прежнему небечено. Сейчас, если честно, и бетить не хочется. Но думаю, это уж я себя как-нибудь заставлю сделать. Потом.
~ 1 700 словЕсли капитан Фрэнсис Крозье надумает однажды писать мемуары или же очередной психолог решит для разнообразия выслушать свихнувшегося отставника-ветерана — в этом слабо вероятном случае Крозье расскажет про смерть.
“Умирание происходит в два этапа”, — с этого он начнет.
Идею проще понять с самоубийцей: сначала тот решает умереть. Не высказывает намерение, не несется хныкать в жилетку мозгоправу — он (или она) взвешивает для себя “быть” и “не быть”. Обдумывает, осознает и выбирает второе.
Обычно после этого не приводят дела в порядок, не звонят родным прощаться. Имея в плане и перспективе “не быть”, ты уже слабо интересуешься окружающими.
Должны существовать культы — Крозье не слишком религиозен, да и тематика специфична — которые признают за человеком право “не быть”. Должны существовать этакие просветленные мудрецы, способные просто отключить собственное сердце без лишней суеты и грязи.
Там, на Баффиновой Земле, балансируя на грани жизни и смерти, каждый участник злополучной экспедиции в какой-то мере дорос до собственного просветления.
Они погибали не от болезней и голода. Они погибали, в момент осмысления недопустимости, невозможности или бессмысленности дальнейшего существования. Некоторые ложились — и умирали. Некоторые убивали себя. Некоторые продолжали впрягаться в волокуши и жевать синтезированный белок на привалах, дожидаясь пока холод, истощение и токсины закончат свое дело.
И в окружении бесчисленных и безобразных ликов смерти лишь одному человеку удалось быть после “не быть” — он один пересек свой Ахерон дважды, сумел похоронить прошлое и начал новую главу.
Даже в отрыве от прочих достоинств, сам по себе, этот факт заслуживает восхищения. И этот же факт накладывает обязательства: впредь “быть” вопреки “не быть” и “жить” вместо “существовать”. Догонять звезды и открывать миры.
Все верно, все правильно.
Нет, серьезно…
Блэкхит — крохотный вулканический остров, часть архипелага к югу от Сити. Россы владеют этой землей без малого сотню лет, и если бы не прихоть новой хозяйки, поместье по сей день оставалось идеальной летней резиденцией счастливого семейства.
Что до одинокого отставного капитана — ему не нужно ни гостей, ни обслуги, ни каких-то специфических развлечений. Гектар леса, давно потухший кратер на западе, черный песчаный пляж по периметру, на севере — автоматизированный маяк.
Дом — трехэтажная махина, наполовину вросшая в склон горы. Дюжина спален, панорамные окна, терраса, кинотеатр, бассейн под складным навесом, спортзал и автономный бункер под землей. Пищевые синтезаторы (не Голднера), годовой запас концентрата. Служба доставки продуктов первой необходимости с континента.
Жизнь должна подчиняться определенному ритму, решил Крозье. Не то она расползется, растечется, распластается медузой в полосе прибоя…
Он разжаловал себя в матросы и по привычке записал в альфа-смену. Трэкер на комме — отключен, время — звездные склянки. Сон, еда, вахта, наряд, еда, вахта, отдых. Двадцать четыре часа — и все по кругу.
Подъем, — напоминает комм. Полсклянки — чтоб умыться, одеться, позавтракать. Можно быстрее. Тело здорово, тело еще помнит скоростные академические побудки.
Первая вахта. Мостик и командование — для офицеров. Этому кораблю нет нужды прокладывать курс. Но солнечные батареи требуют починки, кое-где облупилась краска, а в трещине на вертолетной площадке угнездилась юркая, теплолюбивая рептилия.
Восемь склянок — вибрирует на руке. Собственный биоритм перестроился моментально. Короткий перекус — и наряд. Уборка в доме, обслуживание синтезатора, обеденный перерыв — время второй вахты.
Вьюнок, оплетающий террасу разросся на севере, да розовые кусты не стрижены вот уже пять лет.
На земле и в одиночку все проще. Нет систем жизнеобеспечения — есть “умный дом”. Оборванный провод грозит отключением нижней подсветки кинозала, вакуум не поджидает за силовым куполом и метеоритный поток — лишь безобидные всполохи на горизонте.
Судьбоносное решение, пятно на совести — стайка зеленых ящериц, брызнувшая врассыпную от разворошенной кладки. Вахтенный, стюард и первый помощник — невидимый попугай, орущий круглые сутки в лесу.
У синтезированной пищи вкус пластика, ужин проходит в тягостном молчании.
Три часа до отбоя: пробежка по пляжу, фильм — наугад из библиотеки Росса, новостные ленты, письмо сестре — и наконец сон.
Росс звонил раз в два дня. Фитцджеймс не звонил вовсе.
Неделю спустя дежурства надоели Крозье. Капитанским произволом он отменил все вахты, уволился и вытащил на террасу шезлонг.
Невозможно точно предсказать, куда выведет кротовая нора. Цепочка многоуровневых вычислений позволяет предположить лишь направление, округленное до градуса, да расстояние с точностью до нескольких сот парсеков. Законы физики не дадут кораблю выйти внутрь объекта с высокой плотностью. Вот, собственно и вся гарантия безопасности.
Тоннели в двойных системах, тоннели на орбитах бегущих, тоннели на астероидных поясах или в формирующих звезды туманностях...
Двадцать лет назад в ночных кошмарах энсин Крозье раз за разом вел свой экипаж через нестабильную червоточину. “Фьюри” (ему неизбежно снился погибший корабль Джона Росса) ныряла в проход и выходила в сердце реликтовой сверхпустоты.
Банально, наверное: любимая страшилка курсантов — растянувшееся на два миллиарда световых лет холодное пятно абсолютного ничто. Черная дыра, пожравшая тысячи галактик, опровержение теории большого взрыва, неподтвержденные и непреодолимые врата в иные миры.
Во сне Сверхпустота Эридана щерилась отблесками. Глядела, насмехаясь, как из-под воды отражением параллельных вероятностей. Звезды мелко подрагивали — изломанные зеркальными лабиринтами квантовой запутанности. Близкие, но недостижимые. Знакомые, и при этом чужие.
Гигантское ничто наваливалось и подавляло. Засасывало. Не ускользнешь, не вырвешься, не вернешься. Миллиарды световых лет абсолютного одиночества, и лишь нездешние отсветы как напоминание о невозможном.
Полузабытый сон — ничего страшного, не на что надеяться, не о чем жалеть…
В черной полосе прибоя белый гребень пены матово светился. Океан вздыхал и ворочался, перебирая крупинки звезд.
Крозье днем дремал на террасе, ночью выползал на пляж. Коммуникатор валялся брошенный в спальне. Стоило настроить авто-ответ всем сочувствующим: “Я не голоден, я высыпаюсь и пропах морем”.
Крозье думал о космических пустотах и не думал, зачем с недавних пор названивает Фитцджеймс.
В закатном небе след флаера виден особенно четко. Он проступает, как беловатый рубец шрама на загорелой коже.
Поначалу Крозье решил, что ошибся с расстоянием в атмосфере. Потом — что неверно прикинул траекторию. Потом серебристая искра заложила лихой вираж над северной оконечностью острова, вероятно, запрашивая по внутренней связи разрешение на посадку. Охранная система дома перекинула вызов на комм — в тумбочку. Не получила ответа, перевела на маяк.
Крозье с террасы пронаблюдал, как настырный визитер снижается над дальней площадкой, отключил силовое поле над поместьем и поплелся в душ.
Побриться оказалось паршивой идеей. Лицо в зеркале выдавало месяц безделья: отросшие волосы кудрявились, бледный подбородок контрастировал с загаром на щеках. Неистребимый аромат солнца, соли и каких-то цветов стер последнее напоминание о флоте: китель не пах кораблем, он пах планетой.
В запертом ящике надрывно жужжал коммуникатор — Крозье не стал проверять. Он и так знал, кто ждет у дверей.
Фитцджеймс неуловимо изменился. Может, гражданский костюм сыграл роль, а может, это вернулась напускная бравада, так бесившая пять лет назад, при первой встрече. Крозье поискал в себе давнее раздражение, но его не было. В груди тянуло, радость от встречи ворочалась комом в горле, перекрывала кислород и жглась под веками.
В гостиной заходящий Зайрак заливал розовым барную стойку с высокими стульями и узкий диван, растянувшийся вдоль дальней стены. Кресла, расставленные полукругом у карточного столика, отбрасывали на пол длинные фиолетовые тени. Кондиционер нагнетал комфортную прохладу с приторной карамельной отдушкой. Датчик света на панели управления помигивал, карауля сумерки.
Крозье сел на диван, Фитцджеймс, не говоря ни слова, покружил по комнате и в итоге остановился у бара. В молчании не ощущалось ни душевной близости, ни уюта. Крозье беспомощно развел руками, тщетно пытаясь скрыть неловкость:
— Вся эта затея с бегущей червоточиной — наверное, очень интересный проект.
— Еще бы, — Фитцджеймс оживился, в голосе звенели озорные нотки.
— Планируется вычислить смещение точки выхода?
— И опровергнуть алгоритмы Шварцшильда, если удастся.
— Джеймс, от тебя потребуется…
— От меня, Фрэнсис? — он коротко и незло фыркнул. — Я в этом не участвую.
Крозье подался вперед, вглядываясь. Алые лучи очерчивали силуэт, оставляя лицо в тени. Выражения было не разобрать, но впервые с момента встречи это не требовалось. Мягкая насмешка и грусть буквально висели в воздухе.
— Я все-таки вышел в отставку, — сказал Фитцджеймс.
Кольнуло эхом чужой (или собственной?) тоски. В душе заворочалось что-то сродни надежде. Крозье не хотел об этом думать, но и игнорировать уже не мог.
— Адмиралтейство серьезно просчиталось, отпустив тебя.
Фитцджеймс вздрогнул, становясь угрюмым и колючим:
— Судя по тому, как легко меня “отпускают”, вряд ли я кому-то нужен.
— Ты нужен мне, Джеймс. Мне без тебя плохо.
— Тебе плохо без космоса. Мы оба это понимаем.
Понимать было больно. Спорить с очевидным — бессмысленно.
Негромко пискнула панель у двери, над стойкой вспыхнул свет. Фитцджеймс скривился, отходя в сторону. На горизонте последние отблески солнца барахтались в синеватой гряде облаков.
Тишина была неживой и холодной. Всепоглощающей — как Сверхпустота из старого сна.
Фитцджеймс привалился к стене, задумчиво глядя сквозь собеседника:
— На самом деле тебе не стоило отключать связь.
Крозье оперся локтями в колени и уставился в пол, сжимая виски ладонями:
— Прости, я…
— Это про космос, кстати.
— О чем ты, Джеймс? — он вскинулся, угадав в интонации улыбку.
Фитцджеймс скрестил руки на груди и как будто вернулся к началу разговора: как обухом по голове ударил смесью горечи и предвкушения.
— Если вкратце, Брэдшоу Индастриз перехватили эстафету и намереваются добить тоннель при Этрии-Сабике.
— Адмиралтейство передало миссию частной фирме? — неверяще переспросил Крозье.
— Не фирме — корпорации, Фрэнсис. У них полноценный исследовательский корпус. И они хотят отдать тебе капитанское кресло новой экспедиции.
Крозье откинулся назад, вжимаясь затылком в стену. Пробормотал, лишь бы заполнить паузу:
— Они не смогли достучаться до моего коммуникатора…
— Мне пришлось тебя искать, — кивнул Фитцджеймс.
“Так просто”, — вертелось в голове. Молодой и самонадеянный — Фитцджеймс просто переписал правила игры. Вымарал Адмиралтейство из уравнения.
В очередной раз оправдал возвращение из “не быть”, выдергивая следом за собой из “не-бытия”.
Что-то мелькнуло на задворках сознания, кольнуло невнятным подозрением:
— Ты уже подписал контракт?
— Еще нет, — Фитцджеймс рассеянно повел плечами.
— Почему?
— А что это меняет, Фрэнсис?
— Ждешь, что я повторю твои слова?
Фитцджеймс криво усмехнулся:
— Можешь не утруждаться.
Последний отблеск солнца нырнул за горизонт. На террасе вспыхнула ночная подсветка. Протяжно загудело, поднимаясь, силовое поле — Фитцджеймс поморщился. Крозье сказал:
— Я без тебя не полечу, — чувствуя, как тугой узел под сердцем наконец расходится.
Несколько секунд Фитцджеймс просто смотрел, сканируя спокойным, внимательным взглядом. Потом отлепился от стены и подошел. Присел, опустился на пол между колен Крозье. Крозье наклонился, обхватив его лицо ладонями, прошептал на выдохе:
— Спасибо.
— За что? — спросил Фитцджеймс. Теплые пальцы сомкнулись на запястьях, сжались и невесо скользнули к плечам.
— За то, что вернул меня домой, Джеймс, — ответил Крозье.
— Выходит, мы теперь в расчете.
По-прежнему небечено. Сейчас, если честно, и бетить не хочется. Но думаю, это уж я себя как-нибудь заставлю сделать. Потом.
~ 1 700 словЕсли капитан Фрэнсис Крозье надумает однажды писать мемуары или же очередной психолог решит для разнообразия выслушать свихнувшегося отставника-ветерана — в этом слабо вероятном случае Крозье расскажет про смерть.
“Умирание происходит в два этапа”, — с этого он начнет.
Идею проще понять с самоубийцей: сначала тот решает умереть. Не высказывает намерение, не несется хныкать в жилетку мозгоправу — он (или она) взвешивает для себя “быть” и “не быть”. Обдумывает, осознает и выбирает второе.
Обычно после этого не приводят дела в порядок, не звонят родным прощаться. Имея в плане и перспективе “не быть”, ты уже слабо интересуешься окружающими.
Должны существовать культы — Крозье не слишком религиозен, да и тематика специфична — которые признают за человеком право “не быть”. Должны существовать этакие просветленные мудрецы, способные просто отключить собственное сердце без лишней суеты и грязи.
Там, на Баффиновой Земле, балансируя на грани жизни и смерти, каждый участник злополучной экспедиции в какой-то мере дорос до собственного просветления.
Они погибали не от болезней и голода. Они погибали, в момент осмысления недопустимости, невозможности или бессмысленности дальнейшего существования. Некоторые ложились — и умирали. Некоторые убивали себя. Некоторые продолжали впрягаться в волокуши и жевать синтезированный белок на привалах, дожидаясь пока холод, истощение и токсины закончат свое дело.
И в окружении бесчисленных и безобразных ликов смерти лишь одному человеку удалось быть после “не быть” — он один пересек свой Ахерон дважды, сумел похоронить прошлое и начал новую главу.
Даже в отрыве от прочих достоинств, сам по себе, этот факт заслуживает восхищения. И этот же факт накладывает обязательства: впредь “быть” вопреки “не быть” и “жить” вместо “существовать”. Догонять звезды и открывать миры.
Все верно, все правильно.
Нет, серьезно…
Блэкхит — крохотный вулканический остров, часть архипелага к югу от Сити. Россы владеют этой землей без малого сотню лет, и если бы не прихоть новой хозяйки, поместье по сей день оставалось идеальной летней резиденцией счастливого семейства.
Что до одинокого отставного капитана — ему не нужно ни гостей, ни обслуги, ни каких-то специфических развлечений. Гектар леса, давно потухший кратер на западе, черный песчаный пляж по периметру, на севере — автоматизированный маяк.
Дом — трехэтажная махина, наполовину вросшая в склон горы. Дюжина спален, панорамные окна, терраса, кинотеатр, бассейн под складным навесом, спортзал и автономный бункер под землей. Пищевые синтезаторы (не Голднера), годовой запас концентрата. Служба доставки продуктов первой необходимости с континента.
Жизнь должна подчиняться определенному ритму, решил Крозье. Не то она расползется, растечется, распластается медузой в полосе прибоя…
Он разжаловал себя в матросы и по привычке записал в альфа-смену. Трэкер на комме — отключен, время — звездные склянки. Сон, еда, вахта, наряд, еда, вахта, отдых. Двадцать четыре часа — и все по кругу.
Подъем, — напоминает комм. Полсклянки — чтоб умыться, одеться, позавтракать. Можно быстрее. Тело здорово, тело еще помнит скоростные академические побудки.
Первая вахта. Мостик и командование — для офицеров. Этому кораблю нет нужды прокладывать курс. Но солнечные батареи требуют починки, кое-где облупилась краска, а в трещине на вертолетной площадке угнездилась юркая, теплолюбивая рептилия.
Восемь склянок — вибрирует на руке. Собственный биоритм перестроился моментально. Короткий перекус — и наряд. Уборка в доме, обслуживание синтезатора, обеденный перерыв — время второй вахты.
Вьюнок, оплетающий террасу разросся на севере, да розовые кусты не стрижены вот уже пять лет.
На земле и в одиночку все проще. Нет систем жизнеобеспечения — есть “умный дом”. Оборванный провод грозит отключением нижней подсветки кинозала, вакуум не поджидает за силовым куполом и метеоритный поток — лишь безобидные всполохи на горизонте.
Судьбоносное решение, пятно на совести — стайка зеленых ящериц, брызнувшая врассыпную от разворошенной кладки. Вахтенный, стюард и первый помощник — невидимый попугай, орущий круглые сутки в лесу.
У синтезированной пищи вкус пластика, ужин проходит в тягостном молчании.
Три часа до отбоя: пробежка по пляжу, фильм — наугад из библиотеки Росса, новостные ленты, письмо сестре — и наконец сон.
Росс звонил раз в два дня. Фитцджеймс не звонил вовсе.
Неделю спустя дежурства надоели Крозье. Капитанским произволом он отменил все вахты, уволился и вытащил на террасу шезлонг.
Невозможно точно предсказать, куда выведет кротовая нора. Цепочка многоуровневых вычислений позволяет предположить лишь направление, округленное до градуса, да расстояние с точностью до нескольких сот парсеков. Законы физики не дадут кораблю выйти внутрь объекта с высокой плотностью. Вот, собственно и вся гарантия безопасности.
Тоннели в двойных системах, тоннели на орбитах бегущих, тоннели на астероидных поясах или в формирующих звезды туманностях...
Двадцать лет назад в ночных кошмарах энсин Крозье раз за разом вел свой экипаж через нестабильную червоточину. “Фьюри” (ему неизбежно снился погибший корабль Джона Росса) ныряла в проход и выходила в сердце реликтовой сверхпустоты.
Банально, наверное: любимая страшилка курсантов — растянувшееся на два миллиарда световых лет холодное пятно абсолютного ничто. Черная дыра, пожравшая тысячи галактик, опровержение теории большого взрыва, неподтвержденные и непреодолимые врата в иные миры.
Во сне Сверхпустота Эридана щерилась отблесками. Глядела, насмехаясь, как из-под воды отражением параллельных вероятностей. Звезды мелко подрагивали — изломанные зеркальными лабиринтами квантовой запутанности. Близкие, но недостижимые. Знакомые, и при этом чужие.
Гигантское ничто наваливалось и подавляло. Засасывало. Не ускользнешь, не вырвешься, не вернешься. Миллиарды световых лет абсолютного одиночества, и лишь нездешние отсветы как напоминание о невозможном.
Полузабытый сон — ничего страшного, не на что надеяться, не о чем жалеть…
В черной полосе прибоя белый гребень пены матово светился. Океан вздыхал и ворочался, перебирая крупинки звезд.
Крозье днем дремал на террасе, ночью выползал на пляж. Коммуникатор валялся брошенный в спальне. Стоило настроить авто-ответ всем сочувствующим: “Я не голоден, я высыпаюсь и пропах морем”.
Крозье думал о космических пустотах и не думал, зачем с недавних пор названивает Фитцджеймс.
В закатном небе след флаера виден особенно четко. Он проступает, как беловатый рубец шрама на загорелой коже.
Поначалу Крозье решил, что ошибся с расстоянием в атмосфере. Потом — что неверно прикинул траекторию. Потом серебристая искра заложила лихой вираж над северной оконечностью острова, вероятно, запрашивая по внутренней связи разрешение на посадку. Охранная система дома перекинула вызов на комм — в тумбочку. Не получила ответа, перевела на маяк.
Крозье с террасы пронаблюдал, как настырный визитер снижается над дальней площадкой, отключил силовое поле над поместьем и поплелся в душ.
Побриться оказалось паршивой идеей. Лицо в зеркале выдавало месяц безделья: отросшие волосы кудрявились, бледный подбородок контрастировал с загаром на щеках. Неистребимый аромат солнца, соли и каких-то цветов стер последнее напоминание о флоте: китель не пах кораблем, он пах планетой.
В запертом ящике надрывно жужжал коммуникатор — Крозье не стал проверять. Он и так знал, кто ждет у дверей.
Фитцджеймс неуловимо изменился. Может, гражданский костюм сыграл роль, а может, это вернулась напускная бравада, так бесившая пять лет назад, при первой встрече. Крозье поискал в себе давнее раздражение, но его не было. В груди тянуло, радость от встречи ворочалась комом в горле, перекрывала кислород и жглась под веками.
В гостиной заходящий Зайрак заливал розовым барную стойку с высокими стульями и узкий диван, растянувшийся вдоль дальней стены. Кресла, расставленные полукругом у карточного столика, отбрасывали на пол длинные фиолетовые тени. Кондиционер нагнетал комфортную прохладу с приторной карамельной отдушкой. Датчик света на панели управления помигивал, карауля сумерки.
Крозье сел на диван, Фитцджеймс, не говоря ни слова, покружил по комнате и в итоге остановился у бара. В молчании не ощущалось ни душевной близости, ни уюта. Крозье беспомощно развел руками, тщетно пытаясь скрыть неловкость:
— Вся эта затея с бегущей червоточиной — наверное, очень интересный проект.
— Еще бы, — Фитцджеймс оживился, в голосе звенели озорные нотки.
— Планируется вычислить смещение точки выхода?
— И опровергнуть алгоритмы Шварцшильда, если удастся.
— Джеймс, от тебя потребуется…
— От меня, Фрэнсис? — он коротко и незло фыркнул. — Я в этом не участвую.
Крозье подался вперед, вглядываясь. Алые лучи очерчивали силуэт, оставляя лицо в тени. Выражения было не разобрать, но впервые с момента встречи это не требовалось. Мягкая насмешка и грусть буквально висели в воздухе.
— Я все-таки вышел в отставку, — сказал Фитцджеймс.
Кольнуло эхом чужой (или собственной?) тоски. В душе заворочалось что-то сродни надежде. Крозье не хотел об этом думать, но и игнорировать уже не мог.
— Адмиралтейство серьезно просчиталось, отпустив тебя.
Фитцджеймс вздрогнул, становясь угрюмым и колючим:
— Судя по тому, как легко меня “отпускают”, вряд ли я кому-то нужен.
— Ты нужен мне, Джеймс. Мне без тебя плохо.
— Тебе плохо без космоса. Мы оба это понимаем.
Понимать было больно. Спорить с очевидным — бессмысленно.
Негромко пискнула панель у двери, над стойкой вспыхнул свет. Фитцджеймс скривился, отходя в сторону. На горизонте последние отблески солнца барахтались в синеватой гряде облаков.
Тишина была неживой и холодной. Всепоглощающей — как Сверхпустота из старого сна.
Фитцджеймс привалился к стене, задумчиво глядя сквозь собеседника:
— На самом деле тебе не стоило отключать связь.
Крозье оперся локтями в колени и уставился в пол, сжимая виски ладонями:
— Прости, я…
— Это про космос, кстати.
— О чем ты, Джеймс? — он вскинулся, угадав в интонации улыбку.
Фитцджеймс скрестил руки на груди и как будто вернулся к началу разговора: как обухом по голове ударил смесью горечи и предвкушения.
— Если вкратце, Брэдшоу Индастриз перехватили эстафету и намереваются добить тоннель при Этрии-Сабике.
— Адмиралтейство передало миссию частной фирме? — неверяще переспросил Крозье.
— Не фирме — корпорации, Фрэнсис. У них полноценный исследовательский корпус. И они хотят отдать тебе капитанское кресло новой экспедиции.
Крозье откинулся назад, вжимаясь затылком в стену. Пробормотал, лишь бы заполнить паузу:
— Они не смогли достучаться до моего коммуникатора…
— Мне пришлось тебя искать, — кивнул Фитцджеймс.
“Так просто”, — вертелось в голове. Молодой и самонадеянный — Фитцджеймс просто переписал правила игры. Вымарал Адмиралтейство из уравнения.
В очередной раз оправдал возвращение из “не быть”, выдергивая следом за собой из “не-бытия”.
Что-то мелькнуло на задворках сознания, кольнуло невнятным подозрением:
— Ты уже подписал контракт?
— Еще нет, — Фитцджеймс рассеянно повел плечами.
— Почему?
— А что это меняет, Фрэнсис?
— Ждешь, что я повторю твои слова?
Фитцджеймс криво усмехнулся:
— Можешь не утруждаться.
Последний отблеск солнца нырнул за горизонт. На террасе вспыхнула ночная подсветка. Протяжно загудело, поднимаясь, силовое поле — Фитцджеймс поморщился. Крозье сказал:
— Я без тебя не полечу, — чувствуя, как тугой узел под сердцем наконец расходится.
Несколько секунд Фитцджеймс просто смотрел, сканируя спокойным, внимательным взглядом. Потом отлепился от стены и подошел. Присел, опустился на пол между колен Крозье. Крозье наклонился, обхватив его лицо ладонями, прошептал на выдохе:
— Спасибо.
— За что? — спросил Фитцджеймс. Теплые пальцы сомкнулись на запястьях, сжались и невесо скользнули к плечам.
— За то, что вернул меня домой, Джеймс, — ответил Крозье.
— Выходит, мы теперь в расчете.
@темы: Мрак и Ужас, Текст
и "я без тебя не полечу"
не удержалась, дочитала (хотела сперва пространный отзыв на предыдущую главу, но куда там), сижу и носом хлюпаю вот - от того, что все разрешилось и от того, как это вышло
аыыыы, ну до чего ж здорово - и какие же они хорошие
а эпилог нужен. потому что это новая история - и она должна быть просто чудесной. очень жаль, что с фидбеком не складывается, и обидно ппц за такой невероятный текст
обожаю тебя!
интересно, а у Террора вообще есть какой-то фандом? Обзоры, фесты? Это же великолепный текст и имхо, о нем просто мало знают, потому и фидбека мало. А так он прекоасный как рассвет и концовка охрененная!
...хотя от эпилога я бы тоже совсем не отказалась
Знаешь, мне кажется, оно и без эпилога законченное. Я хотела посоветоваться с одним хорошим автором, а она отказалась читать из-за депрессивности происходящего. Ну, собственно, вот и ответ.
Gercog, обзоров-фестов нет, есть сообщество, но там никого нет и ничего не происходит.
Ладно, в общем. Давай про Венома думать)))
(и видение Фицджеймса в черной футболке не отпускает меня - так хочется еще таких вот бытовых деталечек)
он прекрасен. он страшный тем, что вот экспедиция кончилась - и вот вам принуждение к "нормальной" жизни, хотите вы того или нет.
он совершенно прекрасен миром. никаких пустословных описаний природы, погоды и общественного устройства, но из деталей складывается отлично проработанная картина мира (простите, если это на самом деле не так)
возможно, йа вижу в нем то, чего там не было и в помине, но меня с потрохами купила форма судебной драмы - с обязательным расследованием, отрывками из записей допросов и опросов, рагментами документов. при этом "зарешанное" судебное заседание, с заранее оговоренной ответственностью и формальностью выступления защиты, показано идеально. нет, серьезно, идеально - к том числе благодаря отсутствию интереса у крозье
и, боги, какие фееричные персонажи. неустроенные, пытающиеся как-то разобраться с ворохом проблем, которые, вроде бы и меньше, но с другой стороны, ничуть не меньше, после того, как долгое время решали задачи в духе "развести огонь без топлива", "построить иглу без навыков" и так далее
блин, это прекрасно. спасибо за чудесный текст, живых персонажей и отличный мир
Сейчас текст уходит на бета-правку, но да, он закончен.
На самом деле в процессе написания я сама прикипела к этому миру. Грустно с ним расставаться. А с персонажами -- так и вообще невозможно))